Борис Маркович Раевский. Только вперед (отрывки из повести о Леониде Мешкове). Недалеко от разведчиков разорвались три мины. Рядом застонал Иван Сергеевич. Леонид бросился к нему. На гимнастерке Галузина чернело пятно.

- В воду! - крикнул Леонид. - Сможете плыть, Иван Сергеевич?- Нет, Леня! - тихо, совершенно спокойно ответил Галузин.

- Мне уже не плавать! Плыви один!

Кочетов, ни слова не говоря, поднял Галузина и двинулся к реке. Он уже ступил в воду, но тут снова что-то сильно толкнуло его в плечо. Правая рука сразу повисла плетью. Вместе с Галузиным Леонид грузно осел на песок. На мгновение он потерял сознание. Когда очнулся, рука висела - тяжелая, будто свинцовая. Острая боль жгла плечо.

- Не дури... брось... оставь меня, Леня, шептал Иван Сергеевич..

Подхватив грузное, обвисшее тело Ивана Сергеевича, Кочетов потащил его к воде. Пересиливая боль и внезапно охватившую все тело слабость, он вошел в воду. Он плыл на спине, работая одними ногами.

... - в беспамятстве - лежал у него на груди. Левой рукой Леонид держал Ивана Сергеевича за подбородок. Правая рука висела плетью. Но он плыл. Ноги Ивана Сергеевича в огромных, разбитых солдатских сапогах все время опускались ко дну, мешая движению ног Леонида. Вокруг рвались мины.
Но сейчас преодолеть узкую полоску воды, всего каких-нибудь шестьдесят метров отделявшие левый берег реки Луга от правого, было неимоверно тяжело.

...Вскоре на них наткнулся связист. Пришли санитары. Ивана Сергеевича положили на носилки и понесли в батальонный санпункт. Кочетов, когда его клали на носилки, очнулся.
В госпитале ординатор доложил профессору: “ Ранение в плечо. Шесть осколков мины. Поврежден плечевой сустав, порваны сухожилия, перебиты нервы.”

Операция прошла блестяще,но рука, как и прежде, висела плетью, не сгибаясь ни в локте, ни в кисти. Пальцы, сведенные судорогой, были намертво сжаты в кулак. Разжать этот кулак Леонид не мог: нервы, управляющие движением кисти, были парализованы.

Профессор извлек из руки и плеча пять осколков мины, но под лопаткой осколок еще оставался. Он глубоко проник в тело, и врачи решили его не удалять. Потребовалась бы сложная операция, а опасности для организма осколок не представлял.

В кабинете лечебной физкультуры Кочетов яростно набросился на нехитрые аппараты, состоявшие из блоков, гирь и веревочек. Леонид вставлял неподвижную руку в аппарат, заставлявший ее сгибаться и разгибаться в локте, потом спешил к другому аппарату, который поворачивал во все стороны кисть руки, потом переходил к третьему, при помощи которого разрабатывались движения пальцев.

- Скажите, профессор, смогу я плавать?

- И без плаванья люди живут! Благодарите небо, что рука уцелела! А он - плавать!..

Но внутри все кипело, протестовало, возмущалось: "Неужели смириться? Сдаться? Нет, нет!"

Через две недели рука еще почти не двигалась, но кожа уже не была такой сморщенной, как прежде, и под ней вздымались и опускались мускулы, Правда, таких "живых" мускулов было еще очень мало, остальные все еще не подчинялись Леониду, но все-таки подвижность руки постепенно восстанавливалась.

"Бывают такие, чудеса в природе", - осторожно говорили врачи, но умалчивали, что, к сожалению, чудеса бывают слишком редко. "Чудеса так чудеса!" - решил Кочетов и начал упорную борьбу.

Он заставит чудо свершиться!

Он твердо решил тренировать каждый мускул в отдельности. Кочетова уже не удовлетворяли те несложные аппараты, которые имелись в госпитале. И он сам, выпросив блоки, грузы и веревочки, стал конструировать все новые и новые хитроумные приспособления. На одном аппарате Леонид тренировал бицепс, мускул, сгибавший руку; на другом - трехглавую мышцу, заставлявшую согнутую руку разгибаться; на третьем - дельтовидный мускул, поднимавший руку; на четвертом - мышцы, сгибавшие и разгибавшие пальцы.

В октябре в плавательном бассейне на Разночинной улице можно было видеть инструктора в военной форме,с висевшей на повязке правой рукой. Каждую свободную минуту он использовал для укрепления больной руки. Леонид чувствовал, что слабеет и худеет, но тренировок не прекращал. Он тренировался утром, едва встав с дивана, и вечером перед сном. Он тренировался в обед и умудрялся проделывать несколько упражнений даже в короткие перерывы между занятиями. Благо аппараты находились тут же, в бассейне, стоило только подняться на второй этаж в директорский кабинет.

Бассейн закрыли и Кочетова эвакуировали за Волгу...

Каждое утро, в любую погоду - будь то дождь, ветер или мороз - в легком тренировочном костюме пробегал он мимо их окон. Бежал он как-то странно: левая рука бегуна, согнутая в локте, делала сильные, широкие взмахи, а правая - двигалась неуверенно, не так резко и широко, и пальцы на ней были всегда сжаты в кулак. Дома у него висели под потолком какие-то колесики с перекинутыми через них веревками, а на веревках болтались гири, куски рельс и даже кирпичи. Леонид привязывал к одному концу веревки свою правую руку и раз двести подряд сгибал руку, а веревка с кирпичами, переброшенная через колесико, двести раз разгибала ее.

Ленинграде, тревожной осенью сорок первого года, он обучал бойцов разведчиков и десантников плавать за два-три дня. Леонид и на Волге сначала пытался всячески ускорить учебу.
Леонид никогда не выходил из дому без маленького желтого чемоданчика. В чемодане вплотную друг к другу лежали два самых обыкновенных кирпича. Кочетов носил их всегда с собой, чтобы мускулы больной руки привыкли к напряжению. Сначала он клал в чемодан один кирпич, потом два. Однажды он попросил у соседки баян. Кочетов действительно не умел играть на баяне. Но все же он регулярно, каждый вечер, извлекал из инструмента нестройные звуки. Баян, как и кирпичи, служил лекарством.

Когда Леонид почувствовал, что пальцы его правой руки начинают понемногу оживать, он решил каждый день двигать ими.

Спички тоже служили лекарством. Они приучали пальцы быть послушными, подвижными, ловкими. Леонид дал себе задание: каждый вечер строить пять колодцев - и точно выполнял его. Трудно было ухватить спичку негнущимися пальцами, положить ее куда надо и при этом неловким движением не развалить все сооружение. Капли пота выступали у него на лбу, когда он занимался этим нехитрым строительством, будто не из спичек складывался сруб, а из настоящих тяжелых пятивершковых бревен.

Его больная рука не знала покоя. Ежедневно Леонид совершал свою утреннюю пробежку и получасовую "снарядовую гимнастику". Леонид перед сном не меньше часа проделывал всевозможные упражнения.Полтора года упорных тренировок не пропали даром: рука уже двигалась, сгибалась и разгибалась, поднималась и опускалась. Только пальцы были все еще сжаты в кулак и разгибались с трудом.

Приближался час, когда надо впервые после ранения снова попробовать плыть. Но ранение сказалось не только на руке, оно отразилось и на нервной системе. Прежняя автоматичность, согласованность движений исчезла. И на аппаратах восстановить ее невозможно. Надо переходить к тренировке в бассейне. "Надо?" - спрашивал себя Леонид. И твердо отвечал: "Да, надо". И все-таки под разными предлогами оттягивал первую встречу с водой. "Глупо, - внушал он себе. - Это малодушие. Если хочешь знать правду, товарищ Кочетов, это просто трусость. Да, да, трусость!" Но он ничего не мог поделать с собой. Где-то в глубине уже прочно гнездился страх. Из этих противоречий Леонид никак не мог выпутаться.

...Ребята по своей дорожке взволнованно ринулись за чемпионом и поплыли рядом с ним.

И тут случилось неожиданное. Мальчишки обогнали чемпиона! А Леонид, напрягая мускулы, не обращая внимания на боль в руке, изо всех сил пытался догнать пареньков. Позор, неслыханный позор! Сопливые мальчишки обогнали его, "короля брасса", рекордсмена мира! Отчаяние и досада охватили Леонида.

Бассейн был пуст. Леонид прыгнул и поплыл. И хотя боль в руке была сильной – не она доставляла ему наибольшие мучения. Неритмичность, несогласованность движений поразили Кочетова больше, чем острая боль. Он знал, что ранение сказалось и на его нервной системе, и подготовил себя ко всяким неожиданностям, Но такого он не предвидел. Руки и ноги Кочетова двигались рывками, вразбивку, в движениях не замечалось той слитности, которая и позволяет плыть плавно и стремительно. Вдох делался чаще, чем нужно; выдох был недостаточно глубок.

"Придется начинать с самого начала! - с горечью думал Галузин, напряженно следя за плывущим Леонидом. - Забыть, что ставил рекорды. Учиться так, будто впервые пришел в бассейн!"

Проплыв двадцатипятиметровку, Кочетов опустил ноги на дно и задумчиво побрел обратно.

Иван Сергеевич с беспокойством следил за учеником. Кочетов молча встал на стартовую тумбочку. "Молодец! - радостно подумал Галузин. - Такой не сдастся!" Прыжок - и Леонид снова в воде. "Врешь! Не так-то просто нас сломить!" - грозил он кому-то и плыл. Вспомнил переправу через Лугу с перебитой рукой и безжизненным Галузиным в августе сорок первого. Тогда было потруднее!

Так неужели сейчас он сдаст?

Кочетов опять плыл на боку, и ему казалось, что рука болит уже не так сильно, а движения становятся более уверенными. Он сделал поворот, оттолкнулся обеими ногами от стенки и вдруг перешел на баттерфляй. Леонид проплыл им всего пятнадцать метров и усталый, но счастливый вышел из воды.

Совсем недавно он проплывал баттерфляем всего десять метров, вчера - пятнадцать, а сегодня - двадцать. Движения его стали более согласованными, и после каждого широкого взмаха рук он уже не проваливался под воду.

Когда Кочетов впервые проплыл 50 метров баттерфляем - радости друзей не было предела. В эти дни Иван Сергеевич напряженно размышлял: он изобретал для ученика все новые и новые специальные приемы. Тренер разрабатывал такую систему движений пловца, чтобы Леониду не мешали быстро плыть три все еще неподвижных пальца его правой руки.

… Болельщики желали ему успеха, желали страстно, как самому близкому другу. И все-таки почти все зрители в глубине души сомневались в успехе. Возможно ли побить мировой рекорд пловцу, рука которого была искалечена! Такого еще не знала история спорта! Да, это свершилось, он побил мировой рекорд по брассу…